Поговорка из полымя да в. Значение "из огня да в полымя" и ситуации употребления
Существуют забытые пословицы и поговорки, но это не относится к нашей сегодняшней теме. Мы рассмотрим одного очень распространенного фразеологизма значение. «Из огня да в полымя» - почему люди до сих пор пользуются этой идиомой? Растолкуем смысл и подберем понятный и близкий сердцу читателя пример.
Значение
"Из огня да в полымя": почему мы так говорим? Если представить, что человек из одного огня сразу же попадает в другой, можно понять: такая ситуация не сулит ничего хорошего. Потому что старорусское слово "полымя" - это а не "полынья", как думают некоторые.
Например, человек может справиться с одной проблемой, и на него тут же сваливается другая, а бывает и так, что беда не приходит одна, то есть горести налетают снежным комом. А потому у поговорки, говоря современным языком, довольно пессимистичное значение. «Из огня да в полымя» - здесь остается только посочувствовать человеку, попавшему в черную полосу. Однако нужен пример, простой и понятный.
На школьника сваливаются несчастья одно за другим
Представим себе мальчика, который списывал у соседа на контрольной работе по математике решение задачи. А так как весь остальной класс был кристально честным, то подозрение сразу пало на двух учеников. Один из них был отличником, а вот другой перебивался с двойки на тройку. Поэтому приговор учительницы был строг. Пошли к директору, тот попросил мальчика сказать родителям, что их ждут в школе. А между тем отец предупредил, что если его еще раз вызовут в школу, то горемычный школьник точно отведает ремня. И вот идет наш герой домой.
Открывает он дверь квартиры, а там родители со скорбными лицами ему сообщают, что его дорогой Рекс (его ненаглядная овчарочка) госпитализирован в ближайшую ветеринарную клинику с подозрением на сильнейшее отправление.
Хорошего во всем в этом мало, но ситуацию можно полноценно проиллюстрировать словами «из огня да в полымя». Фразеологизм не настраивает на позитивный лад, и все же можно закончить историю на мажорной ноте. На фоне несчастья с псом родители восприняли новость о вызове в школу спокойно и даже не ругали парня. Оно и понятно, главное, чтобы Рекс поправился.
Как противостоять ударам судьбы?
Если уж фразеологизм «из огня да в полымя» фиксирует суровость человеческой жизни, то вполне закономерен вопрос о том, как же существовать в таких трудных и тяжелых условиях.
Если на человека сыплются несчастья одно за другим, и он не в силах остановить этот поток, ему следует извлекать уроки из горестей своей жизни. Ведь неприятные обстоятельства, как правило, - результат ошибок самого человека. Если бы школьник лучше учил математику, ему бы не пришлось тревожить учительницу, директора и родителей. Что же касается тех невзгод, которые неподвластны человеку, то с ними стоит просто смириться и быть мужественным, потому что, когда жизнь ставит человеку подножку, она его испытывает, и эту проверку на прочность надо пройти с честью.
Вот такое у поговорки значение. "Из огня да в полымя" звучит, может быть, не очень радостно, но всегда нужно помнить: за темной ночью обязательно придет рассвет.
У регента соборной церкви Градусова сидел адвокат Калякин и, вертя в руках повестку от мирового на имя Градусова, говорил:
Что ни говорите, Досифей Петрович, а вы виноваты-с. Я уважаю вас, ценю ваше расположение, но при всем том с прискорбием должен вам заметить, что вы были неправы. Да-с, неправы. Вы оскорбили моего клиента Деревяшкина… Ну, за что вы его оскорбили?
Кой чёрт его оскорблял? - горячился Градусов, высокий старик с узким, мало обещающим лбом, густыми бровями и с бронзовой медалькой в петлице. - Я ему только мораль нравственную прочел, только! Дураков нужно учить! Ежели дураков не учить, то тогда от них прохода не будет.
Но, Досифей Петрович, вы ему не наставление прочли. Вы, как заявляет он в своем прошении, публично тыкали на него, называли его ослом, мерзавцем и тому подобное… и даже раз подняли руку, как бы желая нанести ему оскорбление действием.
Как же его не бить, ежели он того стоит? Не понимаю!
Но поймите же, что вы не имеете на это никакого права!
Я не имею права? Ну, уж это извините-с… Подите кому другому рассказывайте, а меня не морочьте, сделайте милость. Он у меня после того, как его из архиерейского хора честью по шее попросили, в моем хоре десять лет прослужил. Я ему благодетель, ежели желаете знать. Ежели он сердится, что я его из хора прогнал, то сам же он виноват. Я его за философию прогнал. Философствовать может только образованный человек, который курс кончил, а ежели ты дурак, не высокого ума, то ты сиди себе в уголку и молчи… Молчи да слушай, как умные говорят, а он, болван, бывало, так и норовит, чтоб что-нибудь этакое запустить. Тут спевка или обедня идет, а он про Бисмарка да про разных там Гладстонов. Верите ли, газету, каналья, выписывал! А сколько раз я его за русско-турецкую войну по зубам бил, так вы себе представить не можете! Тут нужно петь, а он наклонится к тенорам да и давай им рассказывать про то, как наши динамитом турецкий броненосец «Лютфи-Джелил» взорвали… Нешто это порядок? Конечно, приятно, что наши победили, но из этого не следует, что петь не надо… Можешь и после обедни поговорить. Свинья, одним словом.
Стало быть, вы и прежде его оскорбляли!
Прежде он и не обижался. Чувствовал, что я это для его же пользы, понимал!.. Знал, что старшим и благодетелям грех прекословить, а как в полицию в писаря поступил - ну и шабаш, зазнался, перестал понимать. Я, говорит, теперь не певчий, а чиновник. На коллежского регистратора, говорит, экзамен держать буду. Ну и дурак, говорю… Поменьше бы ты, говорю, философию разводил да почаще бы нос утирал, так это лучше было бы, чем о чинах думать. Тебе, говорю, не чины свойственны, а убожество. И слушать не хочет! Да вот хоть бы взять этот случай - за что он на меня мировому подал? Ну, не хамово ли отродье? Сижу я в трактире Самоплюева и с нашим церковным старостой чай пью. Публики тьма, ни одного свободного места… Гляжу, и он сидит тут же, со своими писарями пиво трескает. Франт такой, морду поднял, орет… руками размахивает… Прислушиваюсь - про холеру говорит… Ну, что вы с ним тут поделаете? Философствует! Я, знаете ли, молчу, терплю… Болтай, думаю, болтай… Язык без костей… Вдруг на беду машина заиграла… Расчувствовался он, хам, поднялся и говорит своим приятелям: «Выпьем, говорит, за процветание! Я, говорит, сын своего отечества и славянофил своей родины! Положу свою единственную грудь! Выходите, враги, на одну руку! Кто со мной не согласен, того я желаю видеть!» И как стукнет кулаком по столу! Тут уж я не вытерпел… Подхожу к нему и говорю деликатно: «Послушай, Осип… Ежели ты, свинья, ничего не понимаешь, то лучше молчи и не рассуждай. Образованный человек может умствовать, а ты смирись. Ты тля, пепел…»
Я ему слово, он мне десять… Пошло и пошло… Я ему, конечно, на пользу, а он по глупости… Обиделся - вот и подал мировому…
Да, - вздохнул Калякин. - Плохо… Из-за каких-нибудь пустяков и чёрт знает что вышло. Человек вы семейный, уважаемый, а тут суд этот, разговоры, перетолки, арест… Покончить это дело нужно, Досифей Петрович. Есть у вас один выход, на который соглашается и Деревяшкин. Вы пойдете сегодня со мной в трактир Самоплюева в шесть часов, когда собираются там писаря, актеры и прочая публика, при которой вы оскорбили его, и извинитесь перед ним. Тогда он возьмет свое прошение назад. Поняли? Полагаю, что вы согласитесь, Досифей Петрович… Говорю вам, как другу… Вы оскорбили Деревяшкина, осрамили его, а главное заподозрили его похвальные чувства и даже… профанировали эти чувства. В наше время, знаете ли, нельзя так. Надо поосторожней. Вашим словам придан оттенок этакий, как бы вам сказать, который в наше время, одним словом, не того… Сейчас без четверти шесть… Угодно вам идти со мной?
Градусов замотал головой, но когда Калякин нарисовал ему в ярких красках «оттенок», приданный его словам, и могущие быть от этого оттенка последствия, Градусов струсил и согласился.
Вы, смотрите же, извинитесь как следует, по форме, - учил его адвокат по пути в трактир. - Подойдите к нему и на «вы»… «Извините… беру свои слова назад» и прочее тому подобное.
Придя в трактир, Градусов и Калякин нашли в нем целое сборище. Тут сидели купцы, актеры, чиновники, полицейские писаря - вообще вся «шваль», имевшая обыкновение собираться в трактире по вечерам, пить чай и пиво. Между писарями сидел и сам Деревяшкин, малый неопределенного возраста, бритый, с большими неморгающими глазами, придавленным носом и такими жесткими волосами, что, при взгляде на них, являлось желание чистить сапоги… Его лицо было так счастливо устроено, что, раз взглянувши на него, можно было узнать всё: что он и пьяница, и поет басом, и глуп, но не настолько, чтоб не считать себя очень умным человеком. Увидев входящего регента, он приподнялся и, как кот, пошевелил усами. Сборище, по-видимому предуведомленное о том, что будет публичное покаяние, навострило уши.
Вот… Господин Градусов согласен! - сказал Калякин, входя.
Регент кое с кем поздоровался, громко высморкался, покраснел и подошел к Деревяшкину.
Извините… - забормотал он, не глядя на него и пряча в карман платок. - При всем обществе беру свои слова назад.
Извиняю! - пробасил Деревяшкин и, победоносно взглянув на всю публику, сел. - Я удовлетворен! Господин адвокат, прошу прекратить мое дело!
Я извиняюсь, - продолжал Градусов. - Извините… Не люблю неудовольствий… Хочешь, чтоб я тебе «вы» говорил, изволь, буду… Хочешь, чтоб я тебя за умного почитал, изволь… Мне наплевать… Я, брат, не злопамятен. Шут с тобой…
Да вы позвольте-с! Вы извиняйтесь, а не ругайтесь!
Как же мне еще извиняться? Я извиняюсь! Только что вот не «выкнул», так это по забывчивости. Не на коленки же мне становиться… Извиняюсь и даже благодарю бога, что у тебя хватило ума это дело прекратить. Мне некогда по судам шляться… Век я не судился, судиться не буду и тебе не советую… вам то-есть…
Конечно! Не желаете ли выпить для сан-стефанского миру?
И выпить можно… Только ты, брат, Осип, свинья… Это я не то что ругаюсь, а так… к примеру… Свинья, брат! Помнишь, как ты у меня в ногах валялся, когда тебя из архиерейского хора по шее? А? И ты смеешь на благодетеля жалобу подавать? Рыло ты, рыло! И тебе не стыдно? Господа посетители, и ему не стыдно?
Позвольте-с! Это опять выходит ругательство!
Какое ругательство? Я тебе только говорю, наставляю… Помирился и в последний раз говорю, я ругаться не думаю… Стану я с тобой, с лешим, связываться после того, как ты на своего благодетеля жалобу подал! Да ну тебя к чёрту! И говорить с тобой не желаю! А ежели я тебя сейчас свиньей нечаянно обозвал, так ты и есть свинья… Вместо того, чтоб за благодетеля вечно бога молить, что он тебя десять лет кормил да нотам выучил, ты жалобу глупую подаешь да разных чертей адвокатов подсылаешь.
Позвольте же, Досифей Петрович, - обиделся Калякин. - Не черти у вас были, а я был!.. Поосторожней, прошу вас!
Да нешто я про вас? Ходите хоть каждый день, милости просим. Только мне удивительно, как это вы курс кончили, образование получили, а вместо того, чтоб этого индюка наставлять, руку его держите. Да я бы его на вашем месте в остроге сгноил! И потом, чего вы сердитесь? Ведь я извинялся? Чего же вам от меня еще нужно? Не понимаю! Господа посетители, вы будьте свидетелями, я извинялся, а извиняться в другой раз перед каким-нибудь дураком я не намерен!
Вы сами дурак! - прохрипел Осип и в негодовании ударил себя по груди.
Я дурак? Я? И ты можешь мне это говорить?..
Градусов побагровел и затрясся…
И ты осмелился? На же тебе!.. И кроме того, что я тебе, подлецу, сейчас оплеуху дал, я еще на тебя мировому подам! Я покажу тебе, как оскорблять! Господа, будьте свидетели! Господин околоточный, что же вы стоите там и смотрите? Меня оскорбляют, а вы смотрите? Жалованье получаете, а как за порядком смотреть, так и не ваше дело? А? Вы думаете, что на вас и суда нет?
К Градусову подошел околоточный, и - началась история.
Через неделю Градусов стоял перед мировым судьей и судился за оскорбление Деревяшкина, адвоката и околоточного надзирателя, при исполнении последним своих служебных обязанностей. Сначала он не понимал, истец он или обвиняемый, потом же, когда мировой приговорил его «по совокупности» к двухмесячному аресту, то он горько улыбнулся и проворчал:
Гм… Меня оскорбили, да я же еще и сидеть должен… Удивление… Надо, господин мировой судья, по закону судить, а не умствуя. Ваша покойная маменька, Варвара Сергеевна, дай бог ей царство небесное, таких, как Осип, сечь приказывала, а вы им поблажку даете… Что ж из этого выйдет? Вы их, шельмов, оправдаете, другой оправдает… Куда же идти тогда жаловаться?
Приговор может быть обжалован в двухнедельный срок… и прошу не рассуждать! Можете идти!
Конечно… Нынче ведь на одно жалованье не проживешь, - проговорил Градусов и подмигнул значительно. - Поневоле, ежели кушать хочется, невинного в кутузку засадишь… Это так… И винить нельзя…
Ничего-с… Это я так… насчет хапен зи гевезен… Вы думаете, как вы в золотой цепе, так на вас и суда нет? Не беспокойтесь… Выведу на чистую воду!
Закипело дело «об оскорблении судьи»; но вступился соборный протоиерей, и дело кое-как замяли.
Перенося свое дело в съезд, Градусов был убежден, что не только его оправдают, но даже Осипа посадят в острог. Так он думал и во время самого разбирательства. Стоя перед судьями, он вел себя миролюбиво, сдержанно, не говоря лишних слов. Раз только, когда председатель предложил ему сесть, он обиделся и сказал:
Нешто в законах написано, чтоб регент рядом со своим певчим сидел?
А когда съезд утвердил приговор мирового судьи, он прищурил глаза…
Как-с? Что-с? - спросил он. - Это как же прикажете понимать-с? Это вы о чем же-с?
Съезд утвердил приговор мирового судьи. Если вы недовольны, то можете подавать в сенат.
Так-с. Чувствительно вас благодарим, ваше превосходительство, за скорый и праведный суд. Конечно, на одно жалованье не проживешь, это я отлично понимаю, но извините-с, мы и неподкупный суд найдем.
Не стану приводить всего того, что Градусов наговорил съезду… В настоящее время он судится за «оскорбление съезда» и слушать не хочет, когда знакомые стараются объяснить ему, что он виноват… Он убежден в своей невинности и верует, что рано или поздно ему скажут спасибо за открытые им злоупотребления.
Ничего с этим дураком не поделаешь! - говорит соборный настоятель, безнадежно помахивая рукой. - Не понимает!
Из огня да в полымя
Наказание.
Узнав о том, что отец решил форсировать события, изъяв из лаборатории весь концентрат наркотика, и отправился к Димету домой, я с замиранием сердца ждал его, не находя себе места. Зачем он решил так сделать? У меня внутри были очень плохие предчувствия.
В данный момент я мерил шагами комнату, меня трясло. Не в силах больше сдерживаться, решил поехать к дому, теперь уже бывшего любовника. Так как больше мои нервы не выдерживали.
Не успел я подъехать, как увидел несколько машин с мигалками и выходящего отца. Точнее, его под руки вели полицейские, скрутив и нацепив на них наручники. Вот это попадалово. Быстро развернувшись, бросился домой, собрал вещи, все, что попадалось под руку, закидывал, как попало в большие сумки. Заскочив к отцу в кабинет, набрал шифр сейфа, благо, удалось однажды подсмотреть, схватил всю наличность, что там имелось, а лежало там довольно много, несколько пачек крупных купюр.
И только после этого отнес сумки в машину, отцу ведь она теперь долго не понадобится, и рванул с места. Куда я ехал, не знал. Просто ехал по трассе подальше от нашего города.
Ехал несколько дней. Останавливался на стоянках, чтобы подремать. Надолго нигде не задерживался, понимая, что меня, наверняка уже ищут. Поэтому, заскакивая в какое-нибудь придорожное кафе, набирал всего и побольше, а потом продолжал путь.
Несколько дней, а может и больше, я совершенно потерялся во времени, я ехал, пока не достиг крупного города на берегу моря. Здесь я точно смогу затеряться в толпе отдыхающих, а заодно и подыщу, может быть себе кого-нибудь. Не все же время мне одному быть. Раз не получилось с Диметом, то может быть удастся поймать рыбку покрупнее?
Найдя благоустроенный домик, где как раз освободились места, я закинул сумки в комнату, которую мне отвели и решил отдохнуть. Недосып давал о себе знать. Не успела моя голова коснуться подушки, как я провалился в сон. А проснулся от звука, как мне показалось выстрелов. Но это оказались вспышки фейерверков, которые запускали во дворе. Народ гуляет? Надо хоть выйти глянуть что там и кто.
Надев на себя свой лучший выходной наряд: белые брюки и удлиненную тунику без рукавов, расчесался, пощипал бледные щеки, чтобы не выглядеть, как смерть, и стал спускаться вниз, к народу. Во дворе был небольшой бассейн, вокруг которого стояли столики, а за ними сидели альфы и омеги разных возрастов. Но за одним из столиков сидел довольно приятный альфа, судя по всему какая-то шишка. И именно его все и поздравляли.
И тут я стал судорожно вспоминать, захватил ли я с собой свои духи? Вернувшись обратно в комнату, стал рыться в сумке. Нашел. Есть. Быстро набрызгавшись, снова стал спускаться вниз, стараясь двигаться как можно соблазнительнее.
В темноте ночи, при свете только огней фейерверков мой белый костюм стал слишком хорошо виден. Поэтому, немудрено, что меня заметили. Тот самый альфа коротко усмехнулся. Только слегка качнул головой, показывая на место рядом с ним. Двинувшись к нему, медленно приблизился, а потом... Заметив хищный блеск в его глазах и долю разочарования, просто обошел вокруг него и, обдав его запахом своей туалетной воды, прошел дальше. Устроился со всеми удобствами немного дальше, за самым дальним столиком, где пока еще никто не сидел.
Краем глаза заметил удивление и легкое замешательство альфы, который всего пару секунд смотрел на меня, а потом, слегка ухмыльнувшись, направился ко мне.
Откуда же ты такой взялся? - пренебрежительно поинтересовался тот. Да, даже тон у него был такой, что бросало в дрожь.
Откуда взялся, там меня уже нет, - пожал я плечами, стараясь сохранять невозмутимость. А у самого внутри аж сжалось все.
Когда я спрашиваю, надо отвечать, - произнес этот тип. И несмотря на спокойный тон, в нем чувствовалась сталь. Я посмотрел ему в глаза. Там был только лед и холод. Ничего больше.
Я ответил, - не сдавался я. - Большего я все равно не скажу.
Хм, у тебя нелады с законом? - тут же поинтересовался он, а я в этот момент не смог сдержать дрожи от его догадки. - Значит, я угадал. Что же ты натворил?
Ты духовник? Чтобы я перед тобой исповедовался? - зло поинтересовался я, после чего просто отвернулся. Я не знаю, кто он, чего добивается, но отвечать ему явно не намерен.
Я же все равно узнаю, - сказал-то он с улыбкой, но меня передернуло. Это больше было похоже на хищный оскал. Кажется, я погорячился, спустившись вниз, а сейчас уже оказалось поздно. Интерес в его глазах не вызывал сомнений в дальнейших действиях альфы.
Делай, что хочешь, - равнодушно ответил я. Как вдруг, этот тип довольно бесцеремонно схватил меня за локоть и притянул к себе.
Что-то меня в тебе смущает, что-то не нравится, но я пока не могу понять что, - высказался он, подозрительно глядя на меня. Надо срочно смывать с себя запах, иначе, мне каюк. Но оказалось, что уже поздно. Он принюхался, втягивая в себя воздух, при этом он склонился ко мне.
Отстань от меня, - попытался оттолкнуть его я, но он только ближе прижал меня к себе, а потом... Резко оттолкнул.
Вот оно! - он зло сощурился. - И чего ты хотел добиться этим? - я все еще понадеялся, что прокатит, потому, решил косить под дурачка.
Чем добиться? Ты о чем? - он покачал пальцем из стороны в сторону. Теперь на меня смотрели еще и с ненавистью.
Ты прекрасно знаешь о чем я. Однажды меня уже пытались одурачить таким наркотиком... Не вышло! И у тебя такое не получится, - я смотрел на него, как кролик на удава. А потом не удержался от вопроса:
И кто пытался? - тот расхохотался.
Был один ушлый омега, - видимо, мой взгляд был слишком красноречиво-вопросительным, потому что он сразу же ответил на него. - Давно уже червей в земле кормит, - кажется, я действительно попал. Меня перекосило так, что этот тип только грозно уставился на меня, а потом...
Взвалив себе на плечо, несмотря на мое сопротивление, куда-то понес. Как я ни орал, как ни бил по спине кулаками, на него ничего не действовало. Занес он меня в ванну и, наполнив ее, при этом, не выпуская меня из рук, бросил туда, начиная сразу же намыливать прямо в одежде. Я задыхался, кричал, дошел до того, что стал просто умолять его отпустить меня, но этот тип оказался непреклонен.
Природа мудро распорядилась отношениями между различными существами на Земле. Она позволяет получать потомство от различных пород собак или людей. Но вот уже осла с лошадью скрестить полноценно не удается, потому что получается бесплодное создание мул. А кошку с собакой вам никогда не скрестить. Впрочем, это и к лучшему. Представляете себе помесь бульдога и нашей Машки? Нет, лучше не представлять – спать не будете. А если наш дворовый Васька полюбит афганскую борзую?
Так что есть закон. Внутри вида скрещиваться можно, а за его пределами – ни-ни!
И если тебе удалось с кем-то скреститься и от этого возникли дети, значит, вы с вашей возлюбленной относитесь к одному и тому же виду.
Поэтому я бы отнес к области слухов и сплетен историю, случившуюся на острове Крит больше трех тысяч лет назад. Якобы тамошняя царица полюбила белого жертвенного быка, но не духовно, а вполне плотски. То есть возжелала. Но никак она не могла войти с быком в сексуальный контакт – анатомия не позволяла. Она обратилась к изобретателю Дедалу, который скрывался на Крите, изгнанный из Афин за нехорошие дела. Тот проблему позы решил элементарно. Сколотил из дерева корову, обтянул каркас шкурой, а внутри соорудил ложе, на которое царица встала как собачка. Бык увлекся деревянной коровой, оседлал ее, и царице тоже досталось. Родился Минотавр – мальчонка с головой теленка. И по чему-то хищник.
Я уверяю со всей ответственностью, что ничего подобного произойти не могло, потому что подавляющее большинство ученых относят быков и женщин к разным видам и даже отрядам млекопитающих. И если Минотавр все же получился, значит, его матерью была настоящая корова. А если он достоверно родился у царицы, значит, его папой был царь Минос или кто-то из охраны.
Так что, прежде чем начать рассказ, я хочу повторить: потомство может получиться только от особей, относящихся к одному и тому же виду. Люди и русалки – две породы одного вида. Вывод ясен.
Все началось с обычного несчастья.
Снова прорвало очистные сооружения Фабрики акварельных красок имени XIII партсъезда. Видно, их не ремонтировали со дня того самого партсъезда.
Река Гусь пошла цветными полосами, и от нее начало дурно пахнуть. Сотни рыб поплыли по ней брюхом вверх. Среди них плыла трехметровая щука, которую даже Иван Грозный поймать не сумел. А к берегу прибило русалку. Русалка чуть шевелила жабрами, которые у русалок располагаются за ушами, и почти не дышала.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.